21 июл. 2017 г.

Конспирология или инфантильность?

Очередное обсуждение в ФБ инфантильности учителя по следам яркой учительской реакции неизбежно вывело на взаимосвязь ее с системой образования. Инфантильность как системный аспект затронута в прошлой статье, но мельком. Видимо, стоит четче сформулировать на фоне истеричных конспирологических камланий про «кровавую власть», которая целенаправленно хочет угробить образование. То ли по собственной зловредности, то ли по наущению вечно вражебных англо-саксов.

Система образования со времен замечательной советской школы, которая вне подозрений у камлающих, поставила учителя в исполнительскую лояльную позицию. Он стал инфантилен не в новой России, а сформирован по всей вертикали системы именно в советское время. С точки зрения конвейера образования, «единство образовательного пространства» как единообразие процесса обучения по всей стране в синхронном режиме– это верх успешности и эффективности. Зачем нужен учитель с сомнениями и собственным мнением, знающий свои права и отстаивающий их? Умные люди за него придумали программу, распределили часы и распланировали бюджет на оплату.

С чего пошел сыр-бор в 80-е годы? Уровень сложности жизни возрос и эти суперсовершенные программы и правила перестали удовлетворять ни людей, ни государство. Появились новые практики в лице «педагогов-новаторов». Началась реформа.

Реальные изменения произошли в 90-е с появлением нового закона «Об образовании», который поставил школу и учителя в совершенно новое состояние– школа стала центром ответственности за образовательный процесс. Система авторитарного управления встала в ступор. Тем более, она осталась без основного инструмента регулирования 90-х– денег. Учителя месяцами работали без зарплат и даже нечасто бастовали (вот истинное служение, если бы оно не было вынужденным!). И именно тогда сильные коллективы породили фейерверк красивых педагогических новаций, которые мы осознаем до сих пор. А большинство школ, привыкших к «подай-принеси» под диктовку органов власти, просели до плинтуса. Мне сосед возмущенно рассказывал, как у его сына директор на крыльце школы «стрелял» сигаретку.

Свобода раба не радует– он не знает, как ей распорядиться. Предел мечтаний– стать надсмотрщиком рабов. Так и в школе случилось. Днепров ушел, органы управления получили финансирование и новые указания, и потихоньку привычными методами, сначала с оглядкой на законы, потом с опорой на новые «понятия» начали откат на традиционные методы управления. С небольшими поправками на риторику и новые особенности, но по сути в привычном русле. Подняли с плинтуса опавшие школы и заодно удавили фонтаны творческих.

Но есть некоторая содержательная разница: советская школа нормативно была бесправна, а школа в России нормативно сама отвечает практически за все. Но не отвечает по факту. Система живет «по понятиям», а не по закону. Все живое в образовании постепенно вытесняется в сферу дополнительного образования. Надолго ли там такая возможность останется?

Именно поэтому берусь утверждать, что системе нужен инфантильный учитель и даже директор, которые не готовы отстаивать свои права. Они могут рыдать в Интернетах– лишь бы не мешали рулить.

Самое смешное или грустное, что массовый учитель сам не хочет своих прав, потому что права влекут обязанность отвечать за их исполнение. Гораздо комфортнее советскому учителю продолжать быть винтиком системы, имея отдушину в сети для изливания негатива. Учитель пришел в такую систему и не хочет ее менять, хотя он уже российский и имеет гораздо больше прав по закону. Кто хочет и «раскачивает лодку», пусть уходит из системы. Лояльный даже обвинит недовольных в конспирологии и работе на англо-саксов, чтобы обезопасить свое спокойное существование. Большая нагрузка– ерунда на фоне непредсказуемых рисков изменений и конкуренции.

Нужно ли власти отупление населения? Судя по дефицитам на рынке труда, не нужно. Спрос на квалифицированные кадры огромный и неудовлетворенный. При этом он нерегулярный. В результате, кто бы подошел, быстрее находит спрос за рубежом– и уезжает из страны. Все модные форсайты и прочие футурологии говорят о эре знаний, где отставшие окажутся в услужении лидеров. Так, почему тогда власть консервативна в управлении системой образования и поощряет инфантилизм? Потому что так спокойнее. И сама система, и многие родители не готовы всей предыдущей историей развития к ответственности за образование. Их страшит выбор во всем. Кофточки и холодильники выбирать они уже научились, а с образованием пока стремно. Пусть «старшие товарищи» сами скажут, как надо.

А «старшие товарищи» опасаются, что обученные самостоятельности в мышлении и образовании окажутся строптивыми. А управлять умными и строптивыми стремно. Не ровен час, снесут по всем законам. И потом, не умеют наши «старшие товарищи» управлять широким разнообразием. Управлять надо сейчас, а в услужении мы окажемся у лидеров невесть когда. И потом, может, и не окажемся. Это вероятность, на которую есть русский авось и который не раз выручал: что-что, а неожиданные прорывы у русских всегда получаются лучше, чем регулярная работа.

Так ли все безысходно? Думаю, нет. Такие противоречия решаются созданием условий внутри системы, чтобы новые зрелые проявления не подавлялись, а получали возможность для конкуренции с массовой практикой, чтобы системные критерии успеха могли достигаться не только лояльными и исполнительными, но и самостоятельными и творческими. Тогда зрелые и самостоятельно мыслящие начнут постепенно вытеснять инфантильных, а власть постепенно будет учиться ими управлять. Именно эта логика лежит в основе моих предложений по реструктуризации. Текст по ссылке старый, но в нем в конце подборка ссылок на более новые тексты, освещающие тему с разных сторон.

19 июл. 2017 г.

Ода раздражению (про эмоциональный интеллект)

Очередной семинар по эмоциональному интеллекту привел к нескольким инсайтам. Один из них решил вынести в заголовок: вдруг осознал, что наиболее интересные публичные сообщения у меня появляются в ответ на раздражение по поводу неудачных соображений других людей. На мой вкус, естественно.

Раздражение является индикатором несогласия с предложенными формулировками и одновременно признаком, что могу сформулировать точнее. Без раздражения точность и выразительность моих собственных деклараций оказываются заметно слабее. Вероятно, это подсознательный конкурс на «слабо»: раз фыркнул, должен быть безупречен.

Любопытным оказался вопрос ведущего семинара о том, какой образ у нас ассоциируется с успешным эмоциональным состоянием, когда все получается и чувствуешь себя Голиафом. Сначала мне ничего в голову не приходило, а потом всплыл кумир из детства. Не стану его публиковать. Констатирую, что он меня удивил. Мне он казался наивным образом уплывшего в прошлое детства, который иногда всплывает в памяти– очень редко. А тут вдруг оказался важным фактором моей повседневной мотивации, объясняющей странности необъяснимых самому себе поступков. Воистину, «все мы родом из детства».

В процессе обсуждения эмоций сформировалась красивая модель, которой захотелось поделиться. Как минимум, запечатлеть для истории, памяти. Еще на уровне ознакомления с литературой по когнитивной науке, несколько лет назад, образовалась четкая аналогия эмоции с датчиком, с помощью которого необозримое подсознательное извещает сознание, что решение нащупано– пора упаковывать его в понятную форму. Это заставило вчера вступить в дискуссию по поводу неконструктивности формулировки, можно ли «хотеть» эмоцию. Датчик невозможно хотеть или не хотеть– он есть и, если он загорелся, для этого есть причина. Если человек не идиот, он не станет игнорировать датчик или крушить его. Вменяемый человек должен переключиться на причину возникновения эмоции и работу с ней. Будет он причину устранять или предпочтет потерпеть, поскольку есть более важная задача– это уже его сознательный выбор. Задача эмоции– проинформировать, чтобы осознать.

Но вчера возник следующий логический переход. В работе с эмоциями мы обычно обсуждаем их проявления: как они проявляются, чтобы их осознать у себя и у других, чтобы наши реакции были менее деструктивные, как минимум, и более продуктивные, как максимум. Но, если эмоция–датчик, мы под проявлением эмоций подразумеваем, на самом деле, наши первичные неконтролируемые реакции на них. То есть, мы под контролируемой реакцией часто понимаем вторичную реакцию, разрешая себе неконтролируемую первичную. Это как в ответ на писк датчика топлива, попавшего в красную зону, мы сначала долбанем кулаком по торпеде, и только потом начнем думать о заправке.

Итого: эмоция– благо предупреждения, а не предмет борьбы или вожделения.

PS. На следующей встрече разбирали восприятие эмоций партнера и реакцию на них. Самый объемный фрагмент работы был по разбору ситуации потока негативных эмоций от партнера и попытки повлиять на них. Предложено два способа реакции на этот эмоциональный пожар: подкинуть дров или подлить воды. Ведущему понравилась для рассмотрения на перспективу нерассмотренная модель «просто погреться». Слушатели должны были «накидать дров»– вспомнить типичные варианты утешений, которые не утешают, а часто, наоборот, бесят. Потом их старательно анализировали и искали способ «залить».

Повод вспомнить и записать– классификация «дров»:

  • отстранения («че нюни распустил?»)
  • выход за рамки «здесь и сейчас» («все образуется», «ты справишься», «у меня тоже так было»)
  • «ясновидение» («на самом деле...», «это потому что...», «уж, я то знаю!»)
  • обесценивание («да брось», «и что ты так убиваешься?», «гроша ломаного не стоит»)
    • обобщение как специфический вариант обесценивания («особенный?», «все через это проходят»)
      • фатализм как специфический вариант обобщения («от судьбы не уйдешь», «придется смириться»)

«Черпачок воды» должен быть понимающим, принимающим, сочувствующим «здесь и сейчас». Агрессивные пресекающие эмоцию формы могут прекратить открытое выражение эмоций, но не повлиять на ее саму.